Для Ame. Лунный свет на заре. Лунный свет на заре Часть 1. 1-6. От текста к контексту

[prostoevgeniya]

Ни разросшаяся до звезд психофармакология, ни биология секса,
ни какая-нибудь другая отрасль науки, "приписанная" к определенным
телесным феноменам, ничего не подскажут касательно великих
решений, подобных перестройке нормативных систем культуры...
Знание, которое здесь необходимо - это знание о системе оптимизации
внутрикультурных ценностей. Его только предстоит "выковать"
в антропологических исследованиях.
Станислав Лем.

От биологии к наукам о человеке

В отличие от биологии, озабоченной главным образом причинами гомосексуальности, гуманитарные и общественные науки спрашивают, как разные человеческие общества и культуры воспринимают, символизируют, структурируют и регулируют однополую любовь и как эти социокультурные установки проявляются и преломляются в сознании и поведении конкретных людей. Они идут не от индивида к социуму, а от социума к индивиду.

Чем больше люди ездили по свету, тем больше они убеждались в том, что однополый секс существует везде. Крестоносцы увидели его в мусульманском мире, Колумб - у американских индейцев, католические миссионеры - в токугавской Японии, Степан Крашенинников - у камчадалов. Потом его узрели в буддийских монастырях, африканских обрядах инициации и т.д. и т.п. Восток, в самом широком понимании слова, был для европейцев не только местом, где они обогащались, но и местом, где они могли реализовать свои необычные сексуальные потребности.
Подробные описания гомосексуальных отношений, одновременно шокировавшие и завораживавшие читателя, способствовали экзотизации, ориентализации и тропикализации однополой любви, но вместе с тем заставляли думать. Означает ли распространенность "природной содомии", как назвал её французский путешественник Бугенвиль у "естественных" людей, что однополой любви не надо бояться, или же это подлежащий уничтожению знак низкого уровня развития дикарей?

Ранняя этнография гомосексуальности была описательной и анекдотической, а “неприличные” факты скрашивались морализированием.( Bleys, 1995) В однополых отношениях чаще всего видели проявления первобытного промискуитета, неразвитости морального сознания и отсутствия индивидуальной любви.

В конце XIX - начале ХХ в. этнографические данные стали широко использовать сексологи (Э. Карпентер, Х. Эллис, М.Хиршфельд, И. Блох и другие), а сексологические категории, в свою очередь, становятся теоретической основой этнографических описаний. Большую роль в сближении сексологии и этнографии сыграли хиршфельдовский журнал Intersеxuelle Zwischenstufen и основанный известным венским антропологом Фридрихом Саломо Крауссом журнал "Anthropophyteia" (1904-1913). Постепенно однополая любовь и связанные с ней социальные отношения стали предметом специальных полевых этнографических исследований. Гунтер Тессман показал их наличие у народов экваториальной Африки, Курт Фальк - у народов Анголы и Южной Африки. Фердинанд Карш-Хаак опубликовал многотомную обобщающую работу об однополой любви у первобытных ("натуральных") и у цивилизованных ("культурных") народов Восточной Азии (китайцев, корейцев и японцев).
Гомосексуальные отношения описывались в разных теоретических контекстах: как форма сексуально-религиозного избранничества, когда индивид меняет пол ради общения с богами (Владимир Тан-Богораз, Лев Штернберг); как один из элементов половой жизни (Бронислав Малиновский, Маргарет Мид); в контексте эволюции брака и морального сознания (Эдвард Вестермарк); в связи с обрядами мужских инициаций, мужских домов, союзов и тайных обществ.

До конца 1960-х годов антропология гомосексуальности была рискованным и малопочтенным занятием, особенно если шла о современности. Английский историк Литтон Стрэчи говорил, что хотел бы написать книгу "Сексуальная жизнь англичан", наподобие знаменитой книги Бронислава Малиновского "Сексуальная жизнь дикарей" (1928), но её пришлось бы издавать на Новой Гвинее. Американская антропологическая ассоциация при письменном опросу своих членов в 1970 г. с трудом собрала необходимое число голосов под резолюцией о необходимости сравнительного изучения гомосексуальности. Сейчас эта тематика представлена всюду.

Статистические кросс-культурные исследования сексуального поведения и сексуальных ценностей позволяют значительно объективнее, чем раньше, судить о степени распространенности однополой любви у народов мира и о том, с какими социальными и культурными факторами связано её принятие или неприятие.

Сравнительное изучение гендерного и сексуального символизма показывает, как разные народы представляют себе нормативные свойства мужчин и женщин, как формируется их гендерная идентичность и какие при этом допускаются отклонения и вариации. Особый интерес представляет так называемая институционализированная гомосексуальность, когда однополые сексуальные контакты и отношения не только допускаются, но и предписываются культурой. В каких ситуациях это чаще всего происходит, между какими категориями мужчин и женщин, какое значение имеют эти отношения для их участников и каковы их социальные и психологические последствия ?

Интенсивно идет изучение так называемого “третьего пола”

С появлением, в значительной степени - благодаря той же антропологии, понятия гендера, стало ясно, что социальные свойства мужчин и женщин невыводимы из полового диморфизма. Кроме биологической реальности, существует так называемая "культурная онтология", коренящаяся в системе народных верований. Соотношение разнополых и однополых привязанностей зависит не только от существующих в обществе запретов и предписаний, но и от того, как данная культура определяет понятие пола / гендера.

Следует подчеркнуть важную роль, которую сыграли в этой трансформации научного сознания антропологи-феминистки (Маргарет Мид, Кэрол Вэнс, Шерри Ортнер, Харриет Уайтхед, Мишель Росальдо и др.). Они не только привлекли внимание ученых к специфически женским проблемам, включая лесбийскую любовь, но и помогли по-новому взглянуть на многие общие тенденции.

В том же направлении развиваются исторические науки. До ХХ века история однополой любви в основном ограничивалась древней Грецией и Римом, причем античная педерастия изображалась приглаженной и выхолощенной, ей приписывали исключительно духовный и созерцательный характер. В ХХ в. положение постепенно изменилось. Большим влиянием пользовались труды немецкого филолога-классика Пауля Бранда (1875-1930), печатавшегося под псевдонимом "Ганс Лихт"; русский перевод его старой книги (Лихт, 1995) сделан почему-то не с немецкого оригинала, а с американского перевода, а издатели, видимо, не имеют ни малейшего представления о личности автора.

В 1976 г. американский ученый Верн Баллог (Bullough, 1976) опубликовал первую обобщающую работу по истории необычных форм сексуальности, включая гомосексуальность, написанную не в традиционно-сексологическом ключе, а в духе обычной социальной истории. Английский историк искусства сэр Кеннет Довер построил свою классическую работу "Греческая гомосексуальность" (Dover, 1978) главным образом на исследовании росписей на вазах. Развернулась дискуссия о социальных функциях древнегреческой педерастии и её связи с обрядами инициации и традициями мужского воинского братства, началось сравнительное исследование отличий древнеримской гомосексуальности от древнегреческой и т.д.

Скрупулезное текстологическое исследование Библии и раннехристианских текстов, касающихся однополой любви, показало, что многие из них трактуются упрощенно и неверно. Появились фундаментальные работы о социальном положении содомитов в средние века, в эпоху Возрождения и в елизаветинской Англии. Много внимания уделяется французскому Просвещению, немецкому романтизму и викторианской Англии. Тщательно изучены "анти-гомосексуальные" скандалы конца XIX-начала ХХ века и история преследования гомосексуалов в гитлеровской Германии. Первопроходцем истории гомосексуальности в России стал в 1970-х годах американский литературовед Семен Карлинский, за которым последовали Лора Энгельштейн, Ева Левин, Александр Познанский, Диана Бургин и другие. Историки-феминистки сделали эволюцию романтической дружбы и любви между женщинами важным элементом социальной истории и истории культуры.

Социальный конструктивизм

Развитие истории, социологии и этнографии сексуальности способствовало рождению новой теоретической парадигмы – социального конструктивизма. В отличие от биологов, которым сексуальная ориентация казалась чем-то данным, социологи видят в ней, как и во всех прочих категориях, созданный культурой и обществом конструкт.

Первой формулировкой конструктивизма в сексологии была предложенная американскими социологами Джоном Гэньоном и Уильямом Саймоном теория сексуального сценария (англ. sсript) (СМ. Gagnon and Simon, 1973; Gagnon 1990) Согласно сценарной парадигме, сексуальность в целом, хотя и опирается на определенные биологические предпосылки, детерминирована исторически и культурно.
В отличие от Кинзи, Гэньон и Саймон считают, что эротические предпочтения вытекают не из нашего животного наследия, а из специфических стимулов и значений, предлагаемых культурой. Сексуальное влечение к лицам собственного пола/гендера встречается у разных типов людей и может возникать не только в детстве, но и на более поздних стадиях жизненного пути. Хотя формально-количественно гомо/ гетеросексуальное поведение можно представить в виде континуума, большинство людей в нашем культурном мире считают сексуальный контакт с лицом своего пола качественно отличным от контакта с лицом другого пола, категоризируют такое поведение и его носителей как нечто особенное, приписывают им особые свойства и ищут их особые причины, чего они не делают относительно вариантов гетеросексуального поведения.

Сексуальные сценарии, как и сами гендерные отношения , историчны и меняются у нас на глазах. Более широкий и мобильный круг общения и более диффузная структура Я облегчают современным людям принятие собственных гомоэротических желаний и делают их сексуальные предпочтения более гибкими, подвижными и многовариантными. Многие желания, отношения и свойства, которые в условиях преследований и секретности казались взаимоисключающими, стали выглядеть взаимодополнительными. Границы однополой любви становятся благодаря этому более размытыми, а вопрос "Кто я - гомо или гетеро?" -- менее насущным, с этой неопределенностью можно жить. Нужно говорить не о сексуальности и гомосексуальности, а о сексуальностях и гомосексуальностях.
Однако процесс формирования гомосексуального сценария отличается от своего гетеросексуального аналога. Гетеросексуальность обычно противопоставлялась гомосексуальности как моральный и биологический монолит, не требующий объяснения. Кинзи сохранил оба полюса, но превратил дихотомию в континуум, признав его нормальным по всей длине. Со сценарной точки зрения, разнополые и однополые эротические отношения - две разные загадки, и вопрос, почему мужчины и женщины желают друг друга, не должен затемняться вопросом, почему некоторые мужчины желают мужчин, а некоторые женщины - женщин.

Близка к сценарной социально-психологическая теория маркирования. Поскольку во многих современных обществах гомосексуалы - угнетенное и осуждаемое меньшинство, принадлежность к нему ассоциируется с множеством отрицательных качеств, образующих как бы клеймо, ярлык (label) или стигму. Буквально стигмой называется несмываемый отличительный знак, выжженный или вырезанный на теле, но чаще это слово употребляется в переносном смысле. Стигматизация (наложение стигмы) может иметь разные формы и проявления - физические (уголовное преследование), экономические (запрет на профессии), нормативные (запрещение вступать в брак) или символические ( оскорбительные шутки), но всегда означает угнетение и дискриминацию соответствующего меньшинства.
Стигматизация осложняет межгрупповые отношения и накладывает отпечаток на психику и самосознание соответствующего меньшинства, порождая пониженное самоуважение, неврозы и многие другие черты, которые американский социолог Эрвинг Гофман называет "испорченной идентичностью".

Такие черты, которые часто наблюдались у гомосексуалов и которые психоанализ считает имманентным свойством и порождением “сексуальной перверсии”, на самом деле часто являются продуктом дискриминации и предубеждения. Стигма и страх перед ней действуют как самореализующееся предсказание: мальчик, которого сверстники считают неженкой и дразнят "педиком", начинает сомневаться в своей маскулинности, завидовать более сильным мальчикам и в конце концов принимает навязанную ему роль, которую сам же считает унизительной. Интернализованная гомофобия, усвоенное отрицательное отношение к собственной сексуальности - самая массовая и мучительная психологическая проблема гомосексуалов. Однако существуют и другие стратегии обращения со стигмой. От их выбора во многом зависит судьба человека и его поведение в критических ситуациях.

Философским знаменем социального конструктивизма явилась трехтомная "История сексуальности" (1976-1984) Мишеля Фуко (Фуко, 1996). Сексуальное желание подвижно и текуче, оно не существует вне своего осознания и символизации конкретными человеческими обществами и воплощается в определенных формах разговора, дискурса. Важно не то, что люди делают, а что они говорят. Хотя Викторианская эпоха считается периодом резкого усиления антисексуальных репрессий, люди никогда столько не говорили и, следовательно, не думали о сексуальности, как в то время! Речь, слова - не просто выражение наших чувств и мыслей, но формы социального контроля.

Подобно Фрейду, Фуко интересуется прежде всего скрытыми, подавленными формами сексуальности. Но эта репрессия - не индивидуально-психологическая (неприемлемая информация вытесняется из сознания в бессознательное), а социокультурная (общество блокирует осознание нежелательных желаний, препятствуя появлению языковых средств, необходимых для их обозначения и выражения). Фуко интересует не столько археология речи, сколько археология молчания.

Отправная точка теоретической рефлексии Фуко - история гомосексуальности как самого главного (хотя всем известного) общественного секрета (и личного секрета самого Фуко). По Фрейду, чтобы избавиться от невроза, человек должен вытащить его из мрака на свет, перевести содержание своего бессознательного в сознание. Фуко берет на себя как бы роль социального психоаналитика.
Античность знала понятие однополой любви, но не знала понятия гомосексуальности и не классифицировала людей по этому признаку, поэтому древние греки могли спокойно сравнивать плюсы и минусы однополой любви и любви к женщинам, эти отношения не внушали им страха. Средневековое христианство делило все человеческие действия, включая сексуальные, на правильные и неправильные, но разница между праведниками и грешниками оставалась все же относительной. Субстантивировав гомосексуальное желание и превратив его носителей в особую породу людей - "гомосексуалов", буржуазное общество создало новые формы социального (медицинского, правового, педагогического) контроля, а тем самым и репрессии.

Если биологические теории считали гомосексуальность объективным свойством личности, то Фуко видит в ней только ярлык, с помощью которого одни люди стигматизируют и контролируют других. В этом, конечно, есть упрощение. Попытка Фуко во втором и третьем томах “Истории сексуальности” реализовать свою концепцию на примере эллинизма и древнего Рима вызвала критику специалистов не только за некорректное обращение с источниками, но и по ряду общих позиций. “Желание”, которое анализировал Фуко, было исключительно желанием активного сексуального субъекта-мужчины; женщины и "пассивные" гомосексуалы выступают у него только в роли объектов. Фуко недооценивает диалогичность эротических дискурсов, которые, как и половой акт, суть взаимодействие партнеров, так что вопрос, кто кого "трахнул”, может быть предметом спора. Это особенно ясно, если философско-нормативные тексты, которые преимущественно анализировал Фуко, сопоставить с юмористическими (сексуальная культура, как показал еще Бахтин, всегда тесно связана со смеховой).

Однако в целом влияние Фуко на теорию и историю сексуальности было весьма плодотворным. Его дальнейшим развитием стала "эпистемология чулана" и квир-теория.

Квир теория

Общий пафос современной теории пола, гендера и сексуальности – акцентирование текучести и многозначности всех этих категорий. Развивая тезис Ницше, что "деятель" не существует вне своего деяния, американский философ-феминистка Джудит Батлер утверждает, что гендер не есть некая особая сущность, это то, что человек из себя делает. Иными словами, гендер становится перформативным, создается в процесс действия: "…Не существует гендерной идентичности до и помимо проявлений гендера; эта идентичность перформативно конституируется теми её "проявлениями", которые считаются результатами её существования" (Батлер, 2000, с.329).

Если даже половая и гендерная идентичность может быть в некоторых случаях "съемной", что создает индивиду множество проблем и трудностей, но не мешает ему оставаться психически здоровым и социально полноценным, то подавно не следует считать патологией нестандартную сексуальную ориентацию. Если признать бесспорный факт, что сексуальное влечение направлено не на продолжение рода, а на получение удовольствия, достижение психической интимности и т.д., то его объект вовсе не обязательно должен быть существом другого пола. Да и сами эти предпочтения могут меняться в зависимости от времени, ситуации и многих других обстоятельств. Индивидуальных вариаций в сексуальной жизни гораздо больше, чем в репродуктивном поведении. Между гомо= и гетеросексуальностью нет китайской стены, мы сами создаем её, овеществляя соответствующие категории.

Изменение теоретической перспективы тесно связано с изменением субъекта исследования. Если раньше геи и лесбиянки были преимущественно объектами науки, то теперь они стали автономными субъектами научного дискурса. “гей-лесби исследования “ (gay and lesbian studies) превратились в автономную и быстро растущую область знания.
В 1970-80-х годах главной заботой лесбигеевских теоретиков было определение своей идентичности: кто мы такие, в чем наша сущность, чем мы хотим и должны стать? В 1990-х годах этот подход отчасти сменила новая теоретическая ориентация, так называемая "квир-теория".

По мнению главных теоретиков этого направления Терезы де Лауретис, Элизабет Гросс и Ив Кософски Сэджвик, все прежние социальные теории имели три главных недостатка: 1) недооценивали значение гендера и сексуальности; 2) были андроцентричными, их отправной точкой неизменно были мужские отношения и переживания; 3) были гетеросексистскими и гетеронормативными, принимая гетеросексуальность за единственно возможную, "правильную", базовую модель сексуальности, в свете которой гомосексуальность казалась просто вариацией или аберрацией, а геи и лесбиянки - сексуальными меньшинствами.

“Квир-теория” считает все гендеры и все сексуальные ориентации равноправными, равноценными и, так сказать, одинаково близкими к Богу. "Квир, как и гендер, скорее сближает, чем разделяет анализ мужчин и женщин; как и гендер, квир позволяет усомниться в кажущихся фиксированных идентичностях; подобно гендеру, квир сохраняет область гей-лесбийских исследований, одновременно создавая новый способ размышления о сексуальных формациях и, в частности, о процессах дифференциации. Критически важным различием, однако, между отношением женских исследований к гендерным исследованиям и гей-лесбийским и квир-исследованиям является то, что если "гендер" - это ярлык, далекий от политического активизма, то "квир" напрямую связан с мобилизацией в целях социальных изменений" (Аусландер, 2000, с.54).

Подобно гендеру, "квир" - не объективная природная данность, раз и навсегда характеризующая данного человека, а перформанс, театрализованное представление, смысл которого неотделим от контекста. "Квирнесс" (это слово можно перевести как инаковость) было принято в качестве понятия, позволяющего избегать категоризации людей по их сексуальной практикам. Каким бы ни был источник сексуального желания и удовольствия, можно стать "квир" по выбору. Это понятие подчеркивает момент незафиксированности сексуальной идентичности. "Быть "квир" значит отрицать как нормативную гетеросексуальность, так и гомосексуальность" (Аусландер, 2000, с. 53).

"Странная", "экс-центричная", "инаковая" квир-идентичность не поддается однозначному определению, она всегда является изменчивой, текучей и "подрывной" (субверсивной) по отношению к любой нормативной системе. Понять её можно только изнутри, с точки зрения действующего лица, "представляющего" собственную самость себе и другим.

"Квир" не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится с всем нормальным, легитимным, господствующим. Это распространяется не только на гендер или сексуальность. Любая идентичность потенциально может изобретаться или переформулироваться её собственником. "Квирность" выводит наружу и драматизирует непоследовательности и рассогласованности между считающимися стабильными отношениями между хромосомным полом, гендером и сексуальным желанием. При этом в центре внимания, естественно, оказываются те люди, у которых эта рассогласованность особенно сильна. Это не только геи и лесбиянки, но и гермафродиты, транссексуалы и трансвеститы.

Подрывая принцип универсальной гетеросексуальности, квир тем самым ставит под вопрос даже такие, на первый взгляд, бесспорные термины как "мужчина" и "женщина". Квир-теория считает сексуальные идентичности функциями социальных представлений, репрезентаций. Репрезентации предшествуют сексуальным идентичностям, определяют, усложняют и разрушают их.

Вышколенному позитивистскому разуму эти теории кажутся странными, тем более, что зачастую (особенно у Джудит Батлер) они излагаются в высшей степени трудным, заумным языком. Но это – естественный продукт постмодернизма, исходным пунктом которого является не порядок, а хаос, а объективную реальность заменяют разные формы дискурса.

Практически за этим стоит другой тип познающего субъекта. Объективный взгляд "со стороны" предполагает отчуждение. Человек, которого окружающие не принимают и травят, невольно смотрит на себя их глазами и спрашивает себя, почему он не такой, как все, и что ему со своей "инаковостью", которая то ли болезнь, то ли порок, делать. Для того, кто принимает себя и свою субъективность, эти вопросы уже не имеют значения: я такой, каков я есмь, для меня важны только способы самореализации, а если вы меня не принимаете, это не моя, а ваша проблема. Все люди по-своему "инаковые" (=особенные), и именно этим они друг другу интересны.

Поясню эту мысль аналогией. В тоталитарном Советском Союзе инакомыслящие (диссиденты) на фоне всеобщего идеологического единообразия выглядели белыми воронами, особой, странной породой людей. Но, если вдуматься, инакомыслие – не исключение, а норма, синоним мышления как такового. Слова "такомыслие" в языке нет, потому что жесткий конформизм исключает самостоятельность, без которой никакое мышление невозможно, а есть лишь более или менее автоматическое принятие готовых шаблонов речи и поведения.

Точно так же обстоит дело с инаколюбящими. Жесткая половая мораль, состоящая из сплошных запретов и предписаний, кого и как можно, а кого и как нельзя любить, была прокрустовым ложем, не оставлявшим место индивидуальности. Но любовь по определению индивидуальна, она всегда стремится выйти за рамки обыденности. Говоря словами Михаила Пришвина. "любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем" (Пришвин, 1969, с.174). Социальные нормы – только плот или обманчивая соломинка, за которую мы хватаемся, чтобы не утонуть. В этом смысле все, кто любит, – инаколюбящие. "Таколюбящих" не бывает по определению.

Квир-теория имеет выходы и в эмпирическую науку. Классическая психиатрия строилась на историях болезни, где частный случай иллюстрировал общий диагноз. Но уже у Крафт-Эбинга истории болезни незаметно превращались в сексуальные истории и истории жизни. Сегодня истории жизни и сексуальные истории стали важнейшим источником сексологического и социального знания, дополняющим и конкретизирующим массовые опросы.

Появились и новые методы расшифровки сокровенных переживаний. “Эпистемология чулана” (Сэджвик, 2000) не ограничивается анализом явной гомосексуальности, но раскрывает глубинный гомоэротизм
www.pseudology.org/Kon/LunnySvetNaZare2/16.htm